Год назад уход Сергея Колобова с поста председателя правления банка «Резерв», который он за четыре года буквально вывел из небытия, стал полной неожиданностью. Незадолго до этого екатеринбургский холдинг AVS Group продал пакет акций челябинского банка (98%) страховой компании «Экспресс Гарант». В рамках создаваемого на базе страховой компании финансового холдинга «Резерв», который в последние годы развивался как универсальный банк, должен был стать расчетным банком. В это же время бывшие партнеры «Резерва» приобрели пакет акций одного из старейших коммерческих банков Екатеринбурга – Уралинкомбанка. Именно в только что открытый офис УИК-Банка в Челябинске и перешла вслед за Сергеем Колобовым значительная часть экс-команды «Резерва» – от заместителя председателя правления до операционистов. Сейчас Сергей Колобов входит в совет директоров банка, в сферу его ответственности входит создание сети региональных отделений, внедрения новых технологий, расширение продуктовой линейки, формирование команды… О том, как важны в жизни чувство полета, кураж и смелость бросить вызов устоявшимся стереотипам, Сергей Колобов рассказал в откровенном интервью сайту ChelFin.ru.
«Во времена моего детства ни один нормальный мальчишка не мечтал стать банкиром»
– Стать летчиком было мечтой детства?
– Да, с детства, сколько себя помню, мечтал быть летчиком, просто «болел» небом. Но, надо сказать, во времена моего детства ни один нормальный мальчишка не мечтал стать банкиром. Это казалось странным. Все мои приятели, одноклассники мечтали о героических профессиях. Так что все вполне закономерно. Одно из самых ярких воспоминаний – как поднимали в воздух самодельные планеры. Собирались зимой, по выходным, на льду Шершневского водохранилища – и летали.
– Стоп, уточним: это были не модели, а настоящие планеры? Вы в детстве своими руками сконструировали планер, на котором можно подняться в небо?
– Ну, я его не конструировал, а строил, а вообще для того, чтобы сделать планер, вовсе необязательно быть выдающимся конструктором! (Смеется.) Кстати, все известные авиаконструкторы именно с этого и начинали, когда еще не имели должного образования – и Королев, и Антонов, и Яковлев. Все конструировали планеры… Кстати, КГБ конкретно отслеживал все самодельные летательные аппараты по стране – советским гражданам было запрещено строить планеры и самолеты, а уж тем более летать на них. Почти все аппараты компетентные органы уничтожали.
Мне посчастливилось попасть под крыло профессионального, опытного авиаконструктора – Льва Александровича Комарова. Это был удивительный, очень интересный человек. Он в свое время был конструктором знаменитого КБ Антонова, а в преклонном возрасте посвящал свое свободное время подросткам, которые грезили небом. Это он конструировал те аппараты, которые мы строили, и он же учил нас летать на них в планерном клубе. По закону взаимного притяжения в клубе собрались мальчишки, просто «повернутые» на авиации. Нас так и называли – «Дикая эскадрилья», это название мы все с гордостью носим до сих пор. Мы сконструировали два планера и даже один маленький самолет. Строили из подручных материалов – фанеры, бязи и реек. Мотор на планере не предусмотрен – команда бурлаков просто затягивала планер с пилотом на амортизирующем тросе, а потом «выстреливала» аппаратом, как из огромной рогатки…
– Неужели не страшно было подняться в небо на самодельном планере?
– Дух захватывало, но не от страха, а от восторга. Планер можно пилотировать по звуку. Омывает встречный поток воздуха, в ушах гудит, скорость чувствуешь всем телом. Ощущение, что это из тебя самого, из самой середины, идет огромная энергия, которая и поднимает планер в небо. Это не передать словами…
Многому нас научил человек невероятной, фантастической судьбы – Гуго Петрович Петерс. Он с детства грезил небом, но в юности из-за несчастного случая лишился ноги. Казалось бы, все потеряно, о пилотировании самолетов можно забыть. Ему долгие годы пришлось бороться с непробиваемой бюрократией, скептицизмом врачей. Огромную помощь Гуго Петровичу оказал Лев Александрович Комаров. Используя свой авторитет и широкие связи в авиационном мире, он привлек на помощь знаменитого Алексея Маресьева – и он добился разрешения подняться в небо. На протяжении ряда лет он пилотировал самолеты в аэроклубе ДОСААФ, прыгал с парашютом, а потом долгие годы летал в «Аэрофлоте», командовал эскадрильей АН-2 в Челябинском авиапредприятии.
Есть старая фотография, где мы, пятнадцатилетние подростки, в форме курсантов школы подготовки пилотов. Почти все из нас пошли в военную авиацию. Но в перестройку ее фактически разгромили: расформировали полки, закрыли летные училища... Да что там – самолеты и летчики годами не поднимались в воздух, потому что не было керосина! Единицам удалось сохранить себя в любимой профессии. Один из нашей «Дикой эскадрильи» сейчас руководит Шереметьевскими терминалами в Москве. Другой стал адвокатом…
Кстати, недавно выяснилось, что сконструированный нами почти тридцать лет назад планер чудом сохранился в Доме юношеского технического творчества на ЧМЗ. Мы его покрасили и снова поднялись на нем в небо.
«Запретительная политика тормозит развитие не только малой авиации, но и всей экономики страны»
– Так вы стали военным летчиком?
– Да, поступил в высшее военное авиационное училище в Барнауле, где готовили пилотов истребителей-бомбардировщиков.
– Серьезно…
– Авиация – это вообще вещь серьезная. Некоторые почему-то считают пилотирование самолетов экстримом. Нет там экстрима – только жесткая дисциплина и высочайшая ответственность. Хотя, конечно, курсантами в училище мы порой «хулиганили». (Улыбается.) В районе учебных полетов, в Новосибирской области, было озеро Чаны, очень большое – 145 на 96 километров. Мы по инструкции даже летали в спасательных жилетах, как в морской авиации. На случай, если вдруг что-то…
Так вот, на озере был пляж, на котором в солнечные дни загорали отдыхающие. Естественно, курсанты стремились пролететь или выйти из фигуры пониже: на красивых девушек посмотреть, себя показать. (Улыбается.) Однажды заместитель командира полка после подобных проказ вызвал нас на ковер: возмущенный председатель колхоза накатал жалобу, якобы из-за низко пролетающих самолетов коровы от страха доиться перестали. Это, конечно, было форменное хулиганство, но когда тебе семнадцать лет и Родина доверила самолет…
Если брать с того момента, как надел погоны, то получается, что носил их я шесть лет. Это была еще советская армия. Сейчас, к сожалению, моего училища больше нет. Как нет и Оренбургского военного летного училища, где когда-то учился Гагарин, и старейшего Качинского училища в Волгограде. Вместо 15 летных училищ на всю страну осталось одно-единственное.
– Как давно в последний раз садились за штурвал самолета?
– В авиации слова «последний» нет.
– Нужно говорить «крайний»?
– Да. В крайний раз я садился за штурвал самолета, к сожалению, уже довольно давно – чуть больше года назад. Просто год выдался непростой, напряженный, что было связано с запуском нового проекта, даже одного свободного дня было не найти. Да и аэродром в Калачево долгое время был закрыт, а до других далековато.
– Американский летчик и писатель Ричард Бах в одной из книг высказал мысль, что летчики – это особая каста людей. Ни разу за свою жизнь он не встретил летчика, который бы оказался плохим человеком. Профессию летчика выбирают благородные, честные и открытые натуры.
– Мне тоже так кажется. (Улыбается.) На меня книги Ричарда Баха в свое время произвели огромное впечатление. Может быть, потому, что я понимал, о чем он пишет. Все написанное им для меня было не просто словами – я сам все это пережил. И когда он, к примеру, пишет, что чувствует чайка во время отвесного пикирования, я могу в точности представить это ощущение.
– Вы, насколько мне известно, увлекаетесь и парашютным спортом?
– Пожалуй, спортом это нельзя назвать, потому что в спорте важны результаты, достижения. А я, если вдруг выдается возможность прыгнуть с парашютом, просто не упускаю случая совершить еще один прыжок – просто так, для восторга души. А удовольствие это ни с чем не сравнимое! Выходишь из самолета – и сразу тебя обнимает вся эта удивительная синева…
– А вы когда-нибудь летали во сне?
– Да, но очень редко, к сожалению.
– За штурвалом самолета?
– Нет, сам по себе, как птица. (Улыбается.) Сны – странная область сознания. На прошлой неделе приезжал в гости бывший однополчанин. После завершения военной карьеры он стал врачом, заведовал наркологическим отделением в больнице, а сейчас занимается частной практикой. Так вот, мы разговорились, и вдруг неожиданно выяснилось, что после ухода из авиации нам одинаковые сны снятся. Причем совпадают до мельчайших деталей – как будто мы снова на службе, встречаем командира полка, который показывает борт – надо срочно лететь…
Насколько мне известно, все ребята из нашей эскадрильи обзавелись вполне респектабельными гражданскими профессиями, но летать никто не перестал. Это ведь как наркотик: если хоть раз поднялся в небо, забыть это невозможно, все время тянет. Просто сейчас поднимать самолет в небо доводится не так часто, как хотелось бы. Возможно, в обозримом будущем в стране что-то изменится и все же примут Воздушный кодекс, который откроет небо для малой авиации.
– А что, Воздушный кодекс сейчас реформируют?
– Да как сказать… В 1988 году я участвовал в учредительной конференции Федерации любителей авиации Советского Союза. Президентом федерации мы тогда избрали известного космонавта Игоря Волка, а мне удалось близко познакомиться с легендой авиации – летчиком-испытателем Марком Галлаем. Уже в то время был необходим новый Воздушный кодекс. Мы надеялись, что документ, который уже находился в разработке, будет принят в течение ближайших пары лет. Но прошло двадцать лет, а ситуация пока так и не изменилась: воздушное пространство находится под тотальным государственным контролем. Несколько лет назад почти все аэродромы малой авиации были закрыты. В том числе и знаменитое Мячково в Подмосковье, где Якубович снимал сериал «Русские амазонки». Произошло это после терактов в Америке, когда террористы-смертники протаранили самолетами здания Всемирного торгового центра. Не знаю, связаны эти события на самом деле или нет, но по времени совпало.
– Но при этом в Америке, в которой, казалось бы, беспримерно серьезное отношение к угрозе терроризма, маленькие частные самолеты по-прежнему свободно летают?
– Интересный факт: по данным американской статистики, каждая четвертая семья в стране имеет самолет. Подход у американцев прост: все, что не запрещено, разрешено. И возможность управлять самолетом рассматривается властями страны не как некая привилегия, на которую должны давать разрешения всевозможные инстанции, а как неотъемлемое право каждого гражданина от рождения – равно как и водить автомобиль. Конечно, есть некоторые ограничения, которые связаны с безопасностью: состояние здоровья пилота не должно вызывать опасений, пилоту и штурману необходимо пройти профессиональную подготовку. В остальном же сообщения о полетах в пределах штата носят уведомительный характер. Менталитет российских чиновников устроен иначе, и запретительная политика тормозит развитие не только малой авиации, но и всей экономики страны.
«Когда уходит главное дело жизни, необходимо найти альтернативу, способную увлечь воображение, зажечь новыми идеями и замыслами»
– Что натолкнуло военного летчика на мысль получить «гражданские» профессии физика и экономиста?
– В один прекрасный день президенты Горбачев и Рейган решили, что нужно сократить советские военно-воздушные силы. В армии это приняли к исполнению, и через некоторое время многие военные оказались на гражданке. Что оставалось делать? Когда недоступно главное дело жизни – а военную авиацию я воспринимал именно так, – необходимо найти альтернативу, способную увлечь воображение, зажечь новыми идеями и замыслами. На тот момент физика казалась достойной заменой. Ведь это наука, которая имеет дело с законами, написанными самим Богом. И для удовлетворения собственного неуемного любопытства поле совершенно непаханое. Но во время перестройки наука оказалась так же не нужна стране, как и армия. Занимавший в то время пост премьер-министра страны Егор Гайдар сказал знаменитые слова о том, что сегодня стране нужны не физики, химики и инженеры, а юристы и экономисты. И это было воспринято буквально. На предприятиях практически свернулись программы финансирования научно-исследовательских, конструкторских работ – в советское время по этим статьям каждое предприятие имело утвержденный бюджет на год и обязано было использовать заложенные средства. Свернулось финансирование учебных заведений. Ученые, исследователи получали гроши, научные работы уходили в стол, а оборудование лабораторий тем временем безнадежно устаревало. Ведь экономистов можно обучить и по книгам, а для физика-экспериментатора нужна современная вычислительная техника, лазерные установки, лабораторное оборудование. А ведь один только электронный микроскоп стоит около миллиона долларов.
Я преклоняюсь перед людьми, у которых хватило мужества и воли остаться в профессии, продолжая заниматься научными разработками при полном отсутствии финансирования. Но многие деятельные люди, к числу которых я причисляю и себя, в тот непростой период выбрали иной путь.
– В то время можно было быстро и без особого труда заработать состояние, занимаясь коммерцией. Почему вас привлекли финансовая сфера, банковский бизнес?
– Финансы – интересная отрасль. Меня в банковском бизнесе привлекает созидательное начало. Возможность направить некий финансовый поток в определенном направлении и создать что-то материальное, полезное.
– Мне доводилось слышать непредвзятое мнение профессионального трейдера о том, что в середине девяностых вы были одним из самых сильных специалистов по фондовому рынку в Челябинске. Вас не привлекала карьера трейдера?
– Признаться, спекуляции на фондовом или валютном рынке никогда особенно меня не увлекали. Трейдинг – это удел людей с особым складом характера, которым требуется уединенность, полная погруженность в процесс торгов. А мне нужно, чтобы жизнь вокруг кипела. Хотелось попробовать силы в масштабном проекте. Для запуска собственного бизнеса не хватило бы средств, так что, когда поступило приглашение перейти на работу в Сбербанк, я без долгих раздумий согласился, хотя возможностей заработать, сидя за торговым терминалом, было несравнимо больше.
«Региональные банки могут конкурировать с крупными сетевыми банками только точечным, внимательным отношением к клиентам»
– Вы пришли в Сбербанк в предкризисном 1997 году и уже через год стали первым заместителем управляющего Ленинским отделением №6979 – крупнейшим в городе. Как вам это удалось, ведь обычно карьерный рост в банковской сфере, а особенно в Сбербанке занимает долгие годы?
– Был драйв, который в то время принято было называть куражом. Это был настоящий вызов – в то время крупнейший банк страны переживал непростые времена. Когда на заре девяностых в стране начали внедряться элементы рыночной экономики, специалисты, проработавшие всю жизнь при плановой экономике, оказались не готовы встретить происходящие перемены, не обладали необходимыми знаниями. Уйма государственных предприятий оказалось на боку из-за того, что менеджмент, прекрасно справлявшийся с задачами в советское время, не мог выбрать верный курс в рыночной стихии.
Роль государственных банков в советское время, когда рынок в стране не существовал, была не столь заметна, как сейчас, а спектр финансовых операций – минимален: деньги поступали из бюджета страны, процент по вкладам и кредитам «спускался» директивой, по итогам квартала нужно было отчитываться за количество оформленных депозитов и выданных ссуд. И когда коллективы банков в новых экономических условиях столкнулись с необходимостью извлекать прибыль из финансовых операций, далеко не все справились успешно. В отделении Сбербанка, в которое я пришел, в то время также накопился ряд серьезных проблем, которые необходимо было срочно решать. Энергичный управляющий Владимимир Иванович Бердников сделал ставку на формирование профессиональной команды. И такая команда была сформирована. Она гармонично сочетала молодой задор, свежую кровь, новые знания и появившийся рыночный опыт с опытом и взвешенными суждениями финансистов старшего поколения, на протяжении долгих лет проработавших в госбанке и промышленности. И результат не замедлил сказаться.
Но это был как раз тот случай, когда один в поле не воин. Логика построения бизнеса в крупной компании заключается в том, что есть некая стратегическая цель, и задача всех подразделений – реализация тактических целей для ее достижения. Проявлять творческие задумки и креативные идеи в гигантской, вертикально интегрированной организации достаточно сложно.
– А «Резерв» дал вам такую возможность?
– В полной мере! Ситуация была зеркальным отображением Сбербанка. На момент смены собственника и прихода новой команды банк «Резерв» юридически существовал, но фактически на рынке банковских услуг организации уже не было. По сути предметом сделки были только название и лицензия – ни собственного помещения, ни современного технического оснащения, ни клиентской базы, ни программного обеспечения. Штат банка составляли 12 сотрудников, включая охранников и уборщиц. О существовании банка с таким названием в Челябинске уже почти никто не помнил. Мне кажется, за четыре года работы нам удалось кое-что сделать. И это сделали замечательные люди, которые, не побоявшись трудностей становления, сорвались с насиженных мест в крупных банках и пришли решать интересную задачу. Огромное им за это спасибо.
– И сейчас вам стало интересно вновь попытаться разгадать секрет успеха и создать современный банк фактически с нуля?
– Ни в коем случае не с нуля. Уралинкомбанк основан еще в 1955 году, так что этот год станет для банка юбилейным. Это банк с большой историей и хорошими корнями: он создан на базе Ленинского отделения Свердловской областной конторы Промстройбанка в Екатеринбурге. С приходом новых собственников банк получил ощутимый импульс к развитию. Он не имел филиальной сети за пределами региона – сейчас мы ее создаем. За последние полгода открылись два подразделения в Челябинске, два подразделения в Екатеринбурге, до конца года откроется офис в городе Сухой лог в Свердловской области. В скором времени подразделение банка появится и в Тюмени.
До недавнего времени банк обслуживал узкий круг предприятий, так что в линейке был представлен далеко не полный диапазон услуг. Сейчас приходится ликвидировать это отставание: появились факторинговые, лизинговые операции, различные виды кредитования для малого бизнеса, крупных предприятий. Банк вступил в международную платежную систему Master Card и в ближайшее время предложит клиентам ряд карточных продуктов.
– Каким должен стать банк через пять лет, чтобы вы считали, что справились с поставленной задачей?
– Чтобы вы пришли на интервью и сказали: «Ну, про банк я спрашивать не буду, его достижения и так на слуху. Лучше расскажите, где вы планируете провести следующий отпуск?» (Смеется.) А если серьезно, то я уверен, что Уралинкомбанк займет достойное место среди банков Уральского региона и будет известен далеко за его пределами. Уже утверждена долгосрочная стратегия, где сформулированы приоритетные направления развития. Надо сказать, замыслы у собственников и менеджеров банка действительно амбициозные. Есть понимание, что дальнейшее развитие невозможно без увеличения уставного капитала, создания разветвленной филиальной сети. Со временем планируем перейти на международный аудит, получить рейтинг – сначала российский, а потом и международный. Расширить спектр банковских услуг за счет операций с драгоценными металлами, а впоследствии получить и генеральную лицензию Банка России. Словом, со временем появится все, что необходимо для полноценной работы крупного, серьезного банка.
– Уходя из «Резерва» в УИК-Банк, вы «увели» за собой большую часть команды. Как убеждаете сотрудников покинуть насиженное место ради новых карьерных горизонтов?
– Абсолютно неправильно говорить, что я кого-то «увел». Это было общее решение. и в то же время решение каждого. Да, в команде есть люди, с которыми мы работаем рука об руку уже более десяти лет – в свое время мы вместе отказались от стабильности госбанка и шагнули в неизведанное. Безусловно, сильная и сплоченная команда – залог успеха в любом деле: понимаем друг друга с полуслова, сходимся в оценке важных моментов в бизнесе. В моем понимании «своим» в команде может стать лишь сотрудник, которого отличает не только высокий профессионализм, но и особое, трепетное отношение к делу. Человек должен переживать, болеть душой за общее дело – нехорошее слово «болеть», но русский язык хотя и богат, а точнее не выразиться! Дело, которым он занимается, должно быть если и не самым главным в его жизни, то во всяком случае находиться где-то в начале списка жизненных приоритетов. В нашей команде принято не высиживать положенные часы на рабочем месте, а прикладывать все усилия на пути к намеченной цели.
– Сложившиеся за долгие годы отношения в коллективе не мешают выстроить субординацию?
– Я не смешиваю дружеские и служебные отношения, хотя с гордостью могу назвать многих сотрудников друзьями. Потому что уверен: чтобы управленческий сигнал прошел, струнка между руководителем и подчиненным всегда должна быть натянута. Если она провисает, сколько ни дергай, понимания и ответного отклика не возникнет. Мне кажется, что в нашем коллективе отношения в этом смысле гармоничные, построенные на глубоком взаимном уважении, общем видении задач, понимании роли каждого и возможности реализовать творческие идеи и замыслы.
– Отношения с ключевыми клиентами в некрупных банках, как правило, «завязаны» на личности руководителя финансовой организации. Вы также, насколько мне известно, не ограничиваетесь общим руководством, проводите встречи с клиентами?
– Да, отношения с некоторыми клиентами нередко выходят за рамки протокольных. Банкир – как доктор, к которому обращаются за помощью и советом, когда возникают проблемы или появляются тревожные симптомы. И конечно, каждый пациент, переступая порог кабинета врача, надеется, что его ждет не формальный прием: «Садитесь! Дышите – не дышите!», что его проблема перестанет быть только его «головной болью», что врач не оставит его один на один с болезнью, а станет его союзником в борьбе с ней. За финансовыми услугами в банк обращаются люди, которые преуспели в своем бизнесе и пришли к тебе как к профессионалу в своем деле. Они надеются на деятельное участие в судьбе своих проектов, на то, что в банке им помогут найти наиболее эффективный способ решения их проблемы. И безусловно, собственники бизнеса заинтересованы, чтобы сотрудник банка был мотивирован вместе с клиентом найти оптимальное решение, а не сухо перечислил существующие кредитные программы и тарифы на расчетно-кассовое обслуживание.
Я всегда считал гибкость одной из сильных сторон региональных банков. Мы всегда старались не просто продиктовать клиенту перечень услуг, предложив выбрать из утвержденного списка наиболее подходящую программу, а понять, что именно нужно предпринимателю, владельцу бизнеса. И при необходимости придумать новую услугу или продукт, которые помогут максимально удовлетворить возникшую потребность. А по-другому, когда вокруг столько банков, которые предлагают по сути один и тот же набор стандартных банковских услуг, просто нельзя. Крупные сетевые банки изначально имеют больший потенциал, большие ресурсные возможности. Региональные банки могут конкурировать только более точечным, внимательным отношением к клиентам, потому что крупные банки не всегда способны уделить достаточное внимание каждому. Когда в банке обслуживается два-три градообразующих предприятия и еще десятка два крупных предприятий, то, допустим, серьезно вникать в проблемы индивидуального предпринимателя или небольшой фирмы, которая занимается изготовлением садового инвентаря или мягкой мебели, нет ни времени, ни возможности.
– Во сколько заканчивается ваш рабочий день?
– По-разному. Четких границ нет, часто рабочий день заканчивается и в девять, и в десять. Здесь ничего особенного нет. Наверное, это неправильно, и тренеры из международных бизнес-школ назовут это плохим тайм-менеджментом. Но для менеджеров, которые начинали карьеру еще в советские времена, это характерно.
На самом деле то, во сколько руководитель гасит свет в рабочем кабинете, не является, на мой взгляд, значимым показателем. Показатель всегда только один – это результат.
– Представим ситуацию: вам предложили должность управляющего челябинского филиала финансовой организации, входящей в двадцатку крупнейших российских банков. Что скажете?
– Наверное, мне бы было это уже неинтересно. У управляющего филиалом задача одна – четко исполнять руководящие указания, которые поступают из интеллектуального центра банка. Мне же для того, чтобы получать удовлетворение от работы, необходимо принимать участие в выработке решений. Хотя хорошие исполнители, безусловно, нужны в банковском бизнесе не меньше – генераторы идей могут напридумывать что угодно, а для того, чтобы воплотить задуманное в жизнь, тоже нужен большой талант. В банке много рутинной работы. Человеку с кипящей энергией сложно весь день сидеть за письменным столом и заполнять всевозможные ведомости, но есть люди, которые выполняют это с удовольствием. Объединить профессионалов своего дела так, чтобы они оптимально дополняли друг друга, составляли сильную, крепкую, гармоничную команду, – в этом и состоит высшее искусство любого руководителя.
– Когда в последний раз были в отпуске?
– Недавно, месяц назад. Правда, до этого не был в отпуске четыре года. Выбрался на охоту.
– Не жалко в уток стрелять?
– Знаете, я и сам был поражен, когда впервые начал охотится: оказывается, на охоте стрелять совершенно необязательно. Когда утром, на зорьке, сидишь с ружьем в лодке, столько интересного можно увидеть! Природа просыпается: рассветная дымка, на озере – ни морщинки. Карп муху ловит, выдра в камыши проплыла… Такую удивительную гармонию и единение с природой ощущаешь в такие минуты, что хочется ружье в сторонку отложить и просто наслаждаться покоем и тишиной. Хотя, конечно, и мужские инстинкты добытчика терять нельзя.
